Что ждет наших ветеранов?

Склонность к насилию, зависимость или помощь? Что ждет наших ветеранов?

К ним нельзя подходить сзади. Их нельзя неожиданно похлопать по плечу, потому что реакция может быть непредсказуемой. Обычные для нас звуки, на которые мы вообще не реагируем, например, открывающегося замка двери, им напоминает звук затвора автомата.

Мы — это те, кто не принимает участия в боях. Они — те, благодаря кому наша страна остается нашей. Аббревиатура ПТСР сегодня известна многим — посттравматическое стрессовое расстройство.

Психологически травмированы все воины, по статистике примерно у 30-ти процентов наблюдается ПТСР. Но реальную картину мы узнаем позже.

Что это означает для общества? Уже немало случаев насилия в семьях военных, вернувшихся с передовой. Согласно официальной статистике, 60% случаев насилия в семье совершают военнослужащие. И это сейчас, когда вернулись единицы – получившие ранения или демобилизованные. При этом жены не хотят «выносить сор из избы», молча сносят побои.

Но насилие — это не потому, что муж был на войне, убивал врагов и не может остановиться. Его психика изменилась, она травмирована и нуждается в помощи. И самое плохое, что можно сделать в этой ситуации — молчать и терпеть. Чем дольше терпеть — тем глубже будет уходить травма, но она не исчезнет сама собой.

Еще страшная статистика. Уровень насилия и терроризма со стороны бывших военнослужащих, побывавших в горячих точках, своего пика достигает через 6 лет после окончания войны! Представьте, что нас ждет, если не заработает система оказания психологической помощи.

В США военные, вернувшиеся из «горячих точек», проходят реабилитацию до 3-х месяцев! А у нас — сразу домой, к семье, а члены семьи хотят поскорее развлечь, отвлечь ветерана, но его психика к этому не готова.

Что делает государство, и делает ли вообще что-то? Недавно в Одессе побывали французские специалисты, которые изучали возможности оказания помощи в открытии центров ментального здоровья. А что делали мэр, депутаты и прочие три года? Может озаботились открытием сети пунктов, где ветеранам будут бесплатно оказывать психологическую помощь? Пока этим занимаются, в основном, общественные организации.

Может, вузы срочно открыли дополнительные курсы для усовершенствования знаний психологов? Ведь работа с военными – это отдельная тема. Но такого тоже не наблюдаем. А где разъяснительная работа? Ведь единицы военных готовы обращаться к психологу. «Я на нуле был, а теперь к мозгоправу идти? Я не сумасшедший» – такое мнение весьма распространено. И это – шаг назад от цивилизованного решения проблемы, которая затронет не только членов семей военных, но и все общество.

И, конечно, никто не объяснит, как действовать в ходе конфликтов, которые, несомненно, будут возникать между теми, кто воевал и теми, кто по разным причинам избежал мобилизации. В самой безопасной ситуации – те, кто нашел возможность уехать за границу и уже оттуда громко кричать о патриотизме. Ведь если для одних патриотизм – это защита своей страны в бою, то для других – посты в соцсетях и фотки в вышиванках. Не исключено, что после окончания военных действий они вернутся и будут баллотироваться кто куда, рассказывая о своих «подвигах», но не упоминая, что они существуют лишь в их воображении и в виртуальной реальности.

Что сейчас делать семьям ветеранов, которые уже дождались или только ждут своих мужей, сыновей, братьев? Найти курсы военной психологии, погрузиться в изучение вопроса и помогать себе и своим близким, не дожидаясь, пока этим озаботится государство.

Мы помним опыт афганской войны, когда вернувшиеся оттуда не находили себя в мирной жизни, занимались криминалом, скатывались в пьянство и наркозависимость. Нельзя, чтобы такими были последствия этой войны.