Александр Онищенко покинул родной Чернигов почти три десятилетия назад неизвестным украинским художником. Спустя буквально пару лет жизни и работы в Праге о нем узнал весь мир. Участник многочисленных европейских выставок, обладатель международных премий, основатель собственного стиля живописи на черном полотне открыл галерею Galerie Jakubska в исторической части столицы Чехии, под Пражским Градом. Здесь и состоялась беседа художника с корреспондентом Телекомпании А1 Анной Кореневой.
— Александр, с момента нашего знакомства в Одессе, когда в Музее западного и восточного искусства Вы представляли свой масштабный проект «Тайна черного полотна», прошло три непростых года: сначала — пандемия, теперь на нашей родине — война. Как эти события повлияли на Ваше творчество, на Вашу жизнь?
Пандемия очень повлияла на мое творчество. Карантины, вынужденный замкнутый образ жизни позволили поразмыслить, остановиться и созерцать каждодневность, то, что в обычном ритме мы, набегу, в суете пропускаем. Это время позволило наслаждаться каждым моментом жизни. Пандемия нас притормозила, напугала, показала, что такое смерть. Человек обратился на себя и начал разговаривать с внутренним Я. Для кого-то это- большая перемена, кто-то перепуган до сих пор, а кто-то так ничего и не понял. Что касается меня, то мой творческий процесс не прерывался. Я думаю, будущее жизни на Земле будет в творчестве. Вообще художники – опасные люди, которые сами не знают, чего хотят, но иногда могут предсказывать будущее или носить идею, которую даже не осознает. Это можно проследить по культурам разных народов.
Когда началась война в Украине, первое желание было, без хвастовства, помочь беженцам всем, чем только есть. Я предоставил свое жилье за городом нескольким семьям, которые спасались от российских бомбежек, а сам перебрался в галерею. Два раза ездил собственным микроавтобусом на границу с гуманитарной помощью и забирал оттуда людей. С двух благотворительных акций, организованных в галерее, было перечислено 500 тыс. крон в различные организации, помогающие Украине.
Когда бомбили мою родную Черниговщину, сердце разрывалось. Брат с мамой просидели под обстрелами, даже не могли спуститься в укрытие. Брат по телефону мне сообщал, куда падали бомбы. Это очень сложное время было, когда знаешь, что ничем не можешь помочь. Мама умерла чуть ли не под бомбами. Ей было 94, но она имела ясный ум. Она в Украине ребенком пережила голодомор, потом немцев. Говорила мне: «За немцев было менее опасно, чем сейчас, когда пришли орки. Немцы не убивали детей, не мародерствовали. Ходили по селам и просили «яйка», «курку» . А тут глобально уничтожают. Немцы не рушили структуру. Они пытались народ оставить и приспособить к своей идее. Нынешние захватчики, как фраера из 90-х: что-то вернуть, что-то отжать.
Из 90-х я беру и плохое, и хорошее. Я ж как раз ушел из 90-х, потому что понял, что это не мое. И как только открылись границы, уехал. Два года жил «на черную». Прекрасно понимаю сегодня беженцев. Состояние невесомости – унижающее. Когда надо стоять в очередях за визой, регистрироваться в разных государственных структурах. Я первое время категорически не признавал себя эмигрантом. Я – художник, человек с космополитным мышлением. Не люблю границы, тем более их переходить. Я понимаю беженцев, как людей, попавших в сложнейшую ситуацию. Я не был в их шкуре. Когда покидал родину, у меня было все в порядке. Я не от жиру бесился, я бесился от отсутствия роста. Какой потолок благосостояния в Союзе был: квартира, машина, гараж, жена и ребенок. И пенсия потом. Здесь я проходил все через нули. Было всякое: и непонимание с местными, и барьер исторический, языковой. Поддержки не было никакой. В те годы эмиграция не была глобальной. Многие шли за работой, что благородно. Я, как художник, — за интересным. Я искал публику. А Чехия на то время открылась западному свету, как бывшая соцстрана. В Прагу ездили посмотреть на живых коммунистов и социалистов. Для западного человека это было дико: запреты, слежки, менты. Я все это застал. Через меня прошла Прага разрушенная и Прага уже преобразованная. Сегодня, честно скажу, если бы ехал через Прагу, мог и не задержаться на долго, поехать в другую европейскую страну. Глобализация, к сожалению, уничтожает аутентичное лицо города. В то время это была разруха! Красота для художника! Например, вы только представьте, из дымоходов у знаменитого Карлового моста валил седой дым (топили углем, не было газа), штукатурка облупленная, замазанная местами – коммунисты хорошо сохранили 18-19 века! А для меня – это источник вдохновения с первого дня! Это сделало меня художником здесь! Я приехал сюда абстрактным авангардистом, а Прага меня заставила запечатлеть то, что вижу. Сегодня такие места я нахожу с трудом. Но на моих картинах можно видеть, где эти развалины остались.
— Александр, сколько раз Вы были в Одессе, и какие впечатления остались?
Первый раз я отправился в Одессу в молодости продавать золото. Остались яркие воспоминания! Путешествие полное приключений от посадки в поезд до разборок на Привозе. Как по Жванецкому, «это один большой анекдот». Я до сих пор могу часами рассказывать об Одессе тех лет. Нынешний город, к сожалению, меня немного разочаровал. Огромный потенциал, но недоделанная она какая-то…
— Вы много путешествуете. В какой стране хотелось бы задержаться на долго?
Жить хотел бы еще и в Азии. Там, где пальмы и ягуары. Я – человек, который проехал много стран, но лучше Украины земли не нашел. Большой потенциал есть. Я Украину вижу, как когда-то Прагу.
— Как, по-вашему, достичь успеха?
Идти к цели. Да и все. Гарантий никто не дает. Если что-то задумал, доводить до конца. Если не знаешь, ищи – оно должно прийти, если ты творческий человек. Что такое успех? Успех – это запретить себе ночью кушать, зная последствия.
фыафы афыа фы афы а